Когда спускался вниз, слуга почтительно доложил, что в прихожей дожидается сэр Сигизмунд. Я заглянул в приоткрытую дверь, Сиг сидит у дверей, прямой и правильный, красивый рослый юноша, белокурый, с нежным розовым лицом, на лице почтительное внимание.
Я приоткрыл дверь, Сигизмунд вздрогнул, увидел меня, вскочил, преисполненный почтительности. Я помахал рукой.
– Сэр Сигизмунд, не соблаговолите… это… отзавтракать со мною?
Он поклонился.
– Сочту за честь, сэр Ричард!
Голос его оставался звонким и чистым, и сам он выглядел свежим и чистым, как круто сваренное и очищенное от скорлупы яичко. Я вздохнул, сам я больше по утрам похож на свежий огурчик: такой же зеленый и в пупырышках, хотел пропустить Сигизмунда вперед, но здесь эту вежливость не поймут – я же сюзерен, а он этот, вассал, – прошествовал к столу.
Пока поглощали холодное мясо, на другом конце помещения сырое мясо жарилось на открытом огне, пеклось на углях. Запахи жареного плыли тяжелыми волнами, били в ноздри, заползали в уши, делали волосы жирными и липкими. Сэр Сигизмунд ел с аппетитом, раскраснелся, хотя дома наверняка позавтракал, глаза косились на мои пальцы с удивлением, я то и дело, орудуя двумя ножами, один использовал как вилку, что казалось диким и неестественным. Правда, я быстро отвык от привычного бесконтактного способа – как легко опускаться! – и с удовольствием хватаю мясо руками, здесь так делают даже короли и нежные принцессы.
– Какие планы? – спросил я у Сигизмунда. Он удивленно вскинул брови.
– Какие у меня могут быть планы?
– Ах да, – сказал я, он же мой вассал, а это значит, вся ответственность на мне, и если даже он сам кого-то прибьет или снасильничает, вешать поведут меня. Ну, не то чтобы уж сразу вешать, но все-таки. – Вы счастливый человек, сэр Сигизмунд… Я сегодня отправляюсь на юг. Мне даже дали примерную карту. Все-таки я не тиран, вам предоставляю выбор.
Он посмотрел большими глазами, голос упал до шепота:
– Какой… выбор?
Я ответил тем же страшным шепотом, даже посмотрел по сторонам:
– Оставаться здесь… или ехать со мной.
Он с облегчением вздохнул, засмеялся.
– Вы все шутите!
– Значит, едем, – подытожил я. – Чтобы ладить с ближними, нужно держаться от них подальше, а я собираюсь ладить и дальше. Так что завтракайте как следует, обедать нам, возможно, придется…
Его большие синие глаза округлились, спросил радостно:
– … в раю?
Я поморщился.
– Торопитесь, мой дорогой сэр Сигизмунд! Легкие дороги ищете? Господу угодны те рыцари, что потрудились на ниве… гм… на ниве. Рай – это как на пенсию, надо заслуг побольше, чтобы место дали получше! Думаете, все толпой сидят и на арфах шпарят? Нет, кого-то за особые заслуги и до пианины допускают! А то и вовсе – до рояля.
– Простите, сэр Ричард!
– Не за что, – ответил я мужественно, ибо мясо подали хорошо прожаренное, просто тает во рту, солнце светит ярко, весна, птички чирикают и вообще поют. – Жизнь прекрасна, что и удивительно! Мы им еще покажем!
Он подтвердил радостным голосом:
– Да, сэр, конечно! Но кому «им»?
– А всем, кто попадается на дороге! Чтоб не попадались! Рыцари мы или не рыцари?
– Да, – ответил он с неуверенностью, – да, мы рыцари…
С юмором у него туговато, не все господь складывает в одну сумку, да и юморист из меня, если честно, не намного лучше, чем рыцарь-крестоносец.
Двор плавился в лучах торопливого весеннего солнца. Воздух был свеж и наполнен жадной жизнью: даже куры, что копаются неподалеку от крыльца, квохтали громче, а петух бросался на проходящих мимо людей, почему-то не отличая благородное сословие от простолюдинов, отгонял ревниво от своих кур, возле колодца собралась группка смешливых девушек.
Вот умолкли, с любопытством повернулись в сторону молодого всадника в блестящих латах. Шлем он держит на сгибе левой руки, длинные белокурые волосы красиво падают на плечи, лицо юношеское, румяное, светится чистотой и детской непосредственностью. Я вышел на крыльцо, Сигизмунд издали вскинул руку в приветствии и подобии салюта вассала сюзерену:
– Готов служить вам, сэр!
– Хорошо выглядишь, Сиг, – сказал я ему, как молодой женщине, и он, как женщина, зарделся и в то же время горделиво приосанился. Были бы зеркала, он смотрел бы только в них. – Сейчас и меня оденут…
Слуги начали выносить доспехи, а я с удовольствием рассматривал моего единственного вассала. Сигизмунд, как и я, в черных с головы до ног доспехах, хотя, конечно, черных в местном значении, так говорят о черной работе, т. е. в добротных доспехах, что не прошли никакой дополнительной обработки после кузницы и оружейной, всяких там полировок, вычеканивания гербов, узоров, девизов, вензелей и прочей трехомудии.
Он выглядит сильным и ладным, ловким и быстрым. У нас почему-то считают, что закованные в доспехи рыцари – что-то тяжелое и неповоротливое. Как только слышишь «рыцарь», сразу перед глазами стальной болван, что с железным лязгом рушится с коня и не может подняться. Карикатура, такого не бывает даже на рыцарских турнирах, где действительно облачаются в настоящие наковальни, чтобы защититься от страшного лобового удара. Даже на турнирах сбитые с коня вскакивают и хватаются за мечи, а для настоящего боя рыцари вовсе одеваются в легкие доспехи. К слову сказать, кирасиры носили доспехи намного тяжелее рыцарских, да и наш ОМОН таскает на себе побольше кэгэ, так что Сигизмунд, как и любой рыцарь, в состоянии не только с легкостью размахивать мечом, но и на скаку запрыгивать на коня, бежать какое-то время с ним наперегонки, кувыркнуться, избегая удара, вскочить на ноги и дать в зубы недрогнувшей рукой.